Читать книгу "Хозяин тишины  - Влада Ольховская"

Сначала флорист держалась со мной холодно, видимо, проверяя, задержусь я в поместье или нет. Но уже на пятой встрече она начала оттаивать и говорить не только о цветах.

— Владимир Викторович — один из моих любимых клиентов, — признала она, обходя бескрайние теплицы в поисках нужных цветов.

— Почему?

— Потому что только он дает мне свободу действия. Здесь не ограничен бюджет, и я могу делать то, что мне хочется. Знали бы вы, как мучительно после этого составлять букеты с блестками и искусственными бабочками для других клиентов!

Это я могла представить. Когда знаешь, что такое красота, возвращаться к безвкусице как-то тоскливо.

— А вы давно здесь работаете? — полюбопытствовала я.

— Около пяти лет. Владимир Викторович придает цветам очень большое значение: лучшего сада я ни у кого не видела, а в его доме постоянно должны быть живые цветы.

Она не сказала ничего нового, все это я знала и так, но что-то в ее словах задело меня. Так иногда бывает: незначительная мелочь заставляет по-другому взглянуть на то, что раньше казалось тебе обычным.

Гедеонов искренне любил свой сад, он проводил там большую часть свободного времени. И он любил цветы — не зря же он платил флористу гонорар, сравнимый с бюджетом маленькой страны! Но мог ли он наслаждаться их красотой так, как мы? Мог ли оценить эту удивительную игру оттенков, контраст текстур, сочетание форм? Вряд ли. Тогда зачем ему все эти букеты?

Флорист уже закончила работу, а я остановилась рядом с букетом и закрыла глаза. Темнота перед моими глазами не была кромешной, даже через сомкнутые веки прорывался свет дня. И все-таки для меня в тот момент не было разницы, стол передо мной или произведение искусства.

Цветов во тьме не было, но был их запах. Чем дольше я стояла с закрытыми глазами, тем четче он становился. Он заполнял эту комнату, он становился ее частью и делал ее особенной, не похожей на остальные, где стояли другие цветы.

Так может и я, и флорист, работавшая на Гедеонова уже пять лет, поняли его неправильно? Он и не объяснил — то ли не хотел, то ли сам не до конца понимал, что именно ему нужно. Я все больше укреплялась во мнении, что эти цветы он заказывал не для гостей, как думали все вокруг, а для себя. Их аромат был его стихией, запах разных цветов точно так же разграничивал для него комнаты, как для меня — интерьер этих комнат.

Но если так, то флориста несло совсем не в ту сторону. Она была художником, а не парфюмером. Собранные ею букеты были великолепны, уникальны, неподражаемы, но пахли они чаще всего одинаково сладко. А она, в истинно медвежьей услуге, еще и опрыскивала их ароматизатором, чтобы «придать им свежести». В итоге рядом с букетами порой витал запах типичного цветочного магазина.

Я не стала говорить ей о своем открытии, потому что и сама еще не была ни в чем уверена, я боялась ее задеть. Но теперь эта мысль не оставляла меня, и я решила кое-что попробовать, на свой страх и риск.

Проводив флориста, я не приступила к осмотру дома, как обычно, а вернулась в теплицы. Я волновалась, потому что не была уверена, что поступаю правильно, однако отказаться от этой идеи уже не могла.

Впервые в жизни я составляла букет исключительно по запаху и не знала, с чего начать. Тогда я подумала о Гедеонове: что ему нужно? Пожалуй, успокоиться: он сегодня носится весь день, то с одними клиентами, то с другими, то с третьими, мы еле успели поставить в его кабинет цветы, и нас тут же выгнали! Пускай хоть немного расслабится.

К этому моменту я свыклась с Гедеоновым. Я не одобряла тот обман, в котором он жил, называясь ясновидящим, но больше не осуждала его. Я видела, что он, по сути, неплохой человек. Под его ворчанием, а порой и неприкрытым хамством таилась порядочность, которая или достается от природы, или нет. Он давал своим сотрудникам возможность хорошо зарабатывать и требовал за это только честную работу, его строгие правила вели к нормальной обстановке в доме, он никого не подставлял и не унижал. Так что у меня хватало причин для симпатии к нему и желания его порадовать.

Я подошла к кустам лаванды и срезала несколько десятков тонких веточек; начало было положено. Едва почувствовав этот запах, я точно поняла: это именно то, что нужно. Аромат был холодным и свежим, как прохлада тени в жаркий день, чуть пряным, простым и честным. Он обволакивал и расслаблял, он дарил ощущение покоя прованских полей и тихих холмов. Может, этого и достаточно?.. Нет, слишком просто для Гедеонова, он не оценит!

Я уложила лаванду на стол и добавила к ней пару веточек мяты, только что срезанных с грядки. Я даже чуть размяла пальцами их листья, чтобы усилить аромат. И если прохлада лаванды была прохладой тени, то мята дарила иную свежесть: это был легкий искристый ручеек в той самой тени. Два аромата идеально сливались, я не хотела ничего менять.

Но не хотела и останавливаться на этом, мне казалось, что теперь рядом с букетом слишком холодно. Нужно было чем-то уравновесить это, не сбивая гармонию, вот только чем?

Решение пришло внезапно, само собой, и я выбежала в сад, чтобы срезать большую пушистую ветку можжевельника. Вот оно, то тепло, та легкая смесь сладости и горечи, которую я искала! Ветка послужила основой букета, вокруг которой я сложила лаванду и мяту, а потом перевязала атласной лентой.

Этот букет не мог соперничать с творениями флориста. В нем была простота, уступающая тем цветочным скульптурам, пожалуй, даже убогая рядом с ними. Но я уже была влюблена в этот букет, я вдыхала этот запах, и он был таким насыщенным, что от него приятно кружилась голова — как от не слишком крепкого вина.

Я не стала заменять своим творением работы флориста, это было бы нечестно и даже подло. Вместо этого я отдала вазу с цветами горничной, которая убирала спальню Гедеонова.

— Но туда не ставят цветы! — напомнила она. — Хозяин мне таких распоряжений не давал!

Я уже свыклась с тем, что хозяином его тут называли все, кроме меня. Исправить их мне вряд ли когда-либо удастся — но от меня он точно такого не дождется!

— Все в порядке, отнесите.

— Но…

— Под мою ответственность, — строго заявила я. За недели, проведенные в поместье, я научилась быть строгой.

Она не стала спорить, все сложилось, и обратного пути не было.

Теперь, когда вдохновение и энтузиазм школьной отличницы отступили, я была уже не так уверена в том, что сделала. Я застеснялась этого порыва! Кто меня просил об этих поделках? Это же глупо! Я даже немного испугалась: что если Гедеонов воспримет это как нарушение правил, и я потеряю отличную работу?

Я успокаивала себя тем, что это сущая мелочь. Гедеонов, должно быть, решит, что произошла досадная ошибка, выкинет эту вонючку, а горничной прикажет ничего больше не таскать в его спальню. Вот и все, нет беды, это пройдет мимо меня. Однако успокоение было слабеньким, и весь вечер я провела на нервах.

После ужина я повеселела, решив, что раз мне не досталось до сих пор, то уже и не достанется. Букет стоит в спальне несколько часов, Гедеонов там бывал, скандал не разразился, все, точка!